На то и волки – 2 - Страница 81

— А вы как думаете?

— Ну, это простая шарада, — сказал Данил. — Не за кусок колбасы и жестяные звездочки, конечно. За перспективу. А перспектива была заманчива — как-никак и у ваших жолнежей был нешуточный шанс пройти с засученными рукавами и автоматами наперевес по Мюнхену и Парижу…

— Возможно, — согласился Барея. — Однако же ваша могучая империя, простите, обернулась откровенным пшиком, что, в свою очередь, не может не питать глубокие разочарования. Рухнувшие заманчивые перспективы еще хуже отсутствия таковых. Того, кто обманывает надежды, всегда ненавидят особенно яростно.

Вот и дуют… иные ветры. Как пели уланы в двадцатом. Знаете? «В руку пика, сабля — в ладонь. Бо-ль-ше-ви-ка — гонь, гонь, гонь!» Вас это не коробит?

— Помилуйте, — пожал плечами Данил. — Все ж-таки — «большевика», а не «москаля». Переживу… Вы хотите сказать, что в этой бравой песенке и таится ключ к происходящему?

— Простите?

— Ну, как я понимаю, кому-то срочно понадобился москальский шпион…

— Почему сразу — шпион? Быть может, речь идет о наркотиках или незаконной коммерции?

— Незаконной коммерцией я не занимаюсь, — сказал Данил. — А в том пакете были уж никак не наркотики, бумаги какие-то…

— Не ваши?

— Откуда? Первый раз вижу. Вы не просветите ли, что там такое было? Барея усмехнулся:

— Ничего веселого, материалы об одном из военных аэродромов, на котором в скором времени будет базироваться и авиация НАТО. Не правда ли, пан Черский, невеселые бумаги?

— Возможно, — сказал Данил. — Пора требовать адвоката, а? Мы с вами в Европе…

— Ах, пан Черский, что вы такое говорите? — вовсе уж широко усмехнулся Барея. — Ну когда это мы с вами, москали с ляхами, были Европой? Между нами говоря, были и останемся откровенной Азией, что бы там ни кричали романтические интеллигенты… — и он принялся мечтательно разглядывать свой кулак.

— Помилуйте… — разочарованно протянул Данил. — Вы мне сразу показались твердым профессионалом, к чему столь многозначительно покачивать кулаком?

Когда это в разведке били морды? В Африке разве что…

— Да что вам такое в голову пришло? — изумился Барея. — Кто здесь кулаками покачивает? Сидят взрослые люди, беседуют… Адвоката, говорите… А как насчет консула? Будете требовать?

— Если возникнет такая необходимость, — кивнул Данил.

— Вы, стало быть, гражданин России?

— Ага. А вы не знали?

— Но, видите ли, пан Черский… Вы сюда приехали не по российскому паспорту, а по документу гражданина Польской Республики, постоянно проживающего за пределами таковой. Это уже несколько иная юриспруденция.

— И все же — двойное гражданство… Подпадающее под действие иных соглашений. В любом случае адвокат мне положен. Мало того, мне не предъявляли ни ордеров, ни обвинений, лишили свободы неведомо на каком основании…

— Вас же не бьют, не обижают. Колбасой даже покормили, как мне говорили.

— Эту бы колбасу…

— Постарайтесь встать на мою точку зрения, пан Черский. В вашем номере обнаружены секретные материалы нашего министерства обороны, позволяющие сделать вывод о несомненно имевшей место шпионской деятельности…

— Моей? Как, кстати, с отпечатками пальцев? Чует мое сердце, что моих на том пакете так и не отыскалось? Ничего удивительного, я его в руках не держал, впервые видел… Может быть, у вас есть люди, которые мне этот пакет передавали? Или видели, как я его принимал у подозрительного незнакомца с черной повязкой на глазу и с приклеенной бородой?

Барея, улыбаясь, развел руками:

— Ну кто же будет раскрывать карты в такой вот ситуации? А вы, следовательно, ни в чем противозаконном не замешаны? Интересно, у вас есть какие-нибудь свидетели вашего насквозь благонравного поведения? Или вы в нашей стране проводили время в полном одиночестве?

Данил промолчал. Рано с этим вылезать, пока неясно, как обернутся дела…

— А пана Ракуту, Михала… простите, по-вашему Михаила, вы знаете?

— Впервые это имя слышу, — сказал Данил.

— Честно?

— Честно. А что, он говорит, будто со мной знаком?

— Как сказать… — уклончиво ответил Барея. — Значит, вы ни за что не признаете этот пакет своим? И никогда в жизни не занимались шпионажем на нашей территории?

— Бог миловал.

— Вызвать господа бога в качестве свидетеля было бы крайне затруднительно… Ну, а какие у вас самого есть версии всего, с вами происшедшего? Говорите смелее, у нас с вами пока что совершенно неофициальный разговор…

— Версий всего две, — сказал Данил. — Первая. Кому-то здесь вдруг понадобился горяченький, с пылу с жару русский шпион. Вы не обижайтесь, у меня и в мыслях не было вас оскорбить, просто секретная служба — дело грязное, над профессионалами всегда политики, приказать могут черт знает что… Вряд ли у вас при этом раскладе есть свидетели, способные красиво изложить, как я на их глазах карабкался по водосточной трубе в министерство обороны или принимал документы от подкупленного швейцара… Скорее уж стоит рассматривать вариант бдительной, патриотически настроенной горничной, которая, убирая номер, обнаружила секретные бумаги, мало того, с маху опознала в них именно секретные военные документы…

— Ну, а стоит ли иронизировать над такой версией? Вы знаете, как в свое время арестовали знаменитого пирата де Сото? Именно горничная обнаружила у него под подушкой дневник одной из жертв…

— Но это же было полторы сотни лет назад, — проворчал Данил. — Одно дело разобраться в чужом дневнике, и другое — в секретных армейских документах, касающихся, как вы говорите, военной авиации… Вам что, кто-то стукнул?