На то и волки – 2 - Страница 112

112

Ни капли гусарства и прочего пижонства, один холодный расчет: двоих могли засечь, потому что места в чуланчике хватало аккурат для одного, второму пришлось бы прятаться где-то в кабинетах, а это чересчур рискованно.

Кабинеты они осмотрят не в пример тщательнее, а вот тесная клетушка удостоится лишь беглого взгляда с порога — очень уж много там хлама, сваленного как попало после недавнего обыска… И одному можно превосходно укрыться за прислоненной к стеночке деревоплитой, там есть нечто вроде ниши, куда как раз втиснется одиночка, а снаружи покажется, что плита стоит вплотную к стене…

Трудно определить, о чем он думал ночью. Ни о чем, наверное. Почти все время просидел у окна так, чтобы не заметили снаружи, смотрел на пустую площадь и с упорством испорченного патефона неизвестно в который раз прокручивал в голове все случившееся, снова и снова проверял комбинации, оценивал свои ходы и ходы противника, искал свою возможную ошибку и неожиданные каверзы, которых не предусмотрел в процессе.

И всякий раз возвращался к прежнему результату — он не мог ошибиться, потому что не имел такого права. Он рассчитал все точно. Он опережал на полшага, и этого хватало.

Но теория теорией, а жизнь жизнью — окончательно убедиться в своей правоте можно только после финала. А потому он все время старательно прогонял маячившую где-то в отдалении тоскливую тревогу. Поводов для нее, увы, хватало — когда игра начнется, когда ничего нельзя будет остановить, отменить, переиграть, случайности могут хлынуть, как зерно из распоротого мешка. Эти случайности сорвали столько безукоризненных операций, что невозможно и сосчитать…

В пять утра они пришли. Бегло осмотрели помещения. Данил слышал, втиснувшись в нишу, как совсем рядом раздается тоненькое электронное попискивание их раций. Приди в голову какому-нибудь ретивому служаке отвалить плиту — и рухнет все к чертовой матери.

Обошлось… Они ушли. Часа на четыре настала полная тишина — здесь, но не на площади, там уже после восьми ожили многочисленные громкоговорители, Данил переслушал превеликое множество напрочь, касалось бы, забытых песен, явственно долетавших до его укрытия. И приходилось напрягать слух, чтобы не упустить прихода…

Он пришел в восемь двадцать девять. Громко щелкнул замок на лестничной площадке, потом дверь захлопнули, не шумно и не тихо. Снайперу не было необходимости красться на мягких лапках — он потому и попал сюда, что его пропустил охранник, отвечавший за эти именно помещения. Еще одна ссученная рожа. Но план, надо признать, составлен безукоризненно: здешнее управление охраны президента работать умеет, площадь и ее окрестности взяты под контроль так, что любое покушение невозможно. И щелочка в этой непроницаемой броне может отыскаться в одном-единственном случае: ежели измена окажется внутри. Так и вышло. Вот только ни один аналитик не предусмотрел Данила Черского — что ж, бывает и на старуху проруха, то, что выдумал один человек, другой всегда сможет разгрызть… если только су-мест. Это разные понятия «уметь» и «смочь»…

Судя по звукам, снайпер чувствовал себя уверенно и даже непринужденно он пару раз выходил в туалет, один раз напился воды из-под крана. А это уже ключ, подумал Данил, стоя за своей деревяшкой, ни один западный человек из-под крана пить ни за что не станет, это только мы способны, тутошние…

В девять пятьдесят пять Данил обеими руками отстранил шершавую деревоплиту и, скользя по стеночке, потихоньку выбрался из своего убежища.

Достал из внутреннего кармана пистолет с глушителем — теперь можно было и плюнуть на предосторожности, — сунул его за ремень сзади. Постоял у двери (петли он смазал еще ночью, скрипнуть они не должны).

Девять пятьдесят девять. Тишина на площади. Потом, словно по мановению волшебной палочки, — волна рукоплесканий и криков. И вновь тяжело опустилась тишина… Голос Лукашевича:

— Земляки! Собрались мы здесь сегодня ради нашего старого праздника…

Все. Время принятия решения. Пошел отсчет. Бесшумно приоткрыв дверь, Данил выскользнул в коридор, на ходу достал пистолет и, держа его стволом вверх, двинулся по недлинному коридору. Если этот скот запрет дверь изнутри, придется шуметь, ничего тут не поделаешь, лучше попасться, но не оставить снайперу ни единого шанса…

Он скользил словно во сне, чувствуя себя невесомым и бестелесным. Бывший охранник Брежнева, меченный вечным клеймом «девятки», Данил Черский впервые в жизни вышел предотвратить настоящее покушение на главу государства — пусть и чужого. Он много лет был «человеком за спиной» — и ни разу не выпало случая заслонить первое лицо от реального супостата. И надо же, сподобил бог на старости лет…

Распахнув левой дверь, он ворвался в комнату, как учили. И обрушился на стоявшего у окна человека, когда тот еще не успел к нему развернуться. Удар.

Еще один. Третий — уже проформы ради. Потому что хотелось бить и бить…

Перевернув лежащего, Данил пару секунд разглядывал незнакомую, чисто выбритую физиономию, потом спеленал снайпера тем же скотчем. Обыскал. Не было ничего, кроме мелочей, решительно не способных вызвать подозрения.

Осмотрелся. В уголке стволом вверх стоит винтовка — весьма даже неплохой «Бреннер-56», с просветленной хитрой оптикой, благодаря которой можно без проблем лупить прямо через стекло. Дергал хорошо смазанный затвор, пока из казенника не выскочили все пять остроконечных патронов. Подошел к подоконнику и, приложив к плечу удобный приклад, посмотрел вниз сквозь оптический прицел.

112